Ставшее нормой для нынешней власти «вытирание ног» о советское прошлое имеет своим оправданием, помимо многих других мотиваций, ещё и «преступную в отношении православной церкви политику КПСС». То есть считается, что негативные последствия этой политики преодолеваются сегодня открытием «зелёного света» религиозному возрождению страны.
На самом деле «открытие зелёного света» объясняется вовсе не радикальной сменой идеологических ориентаций, а скрытой инерцией до-перестроечного, поздне-советского идеологического экспериментаторства. Об этом подробно рассказано в книге недавно умершего отечественного философа В. В. Бибихина «Другое начало» (СПб., Наука, 2003). Автором особо отмечен тот факт, что обращение партийных руководителей к православию шло не от духовных запросов, а носило чисто утилитаристский, политтехнологический характер.
Вот несколько выдержек из книги В. В. Бибихина.
Власть начала искать идеологические альтернативы марксизму рано. Уже в 1973 году мы знали, что военные политические стратеги планируют скинуть марксизм и взять на идеологическое обеспечение армии православие. В те же годы нас, природных диссидентов, допустили к деньгам, которые органы выделили на идеологическую разведку альтернатив… На выделенных деньгах как грибы выросли или разрослись уже существовавшие институты и сектора идеологической информации… То, что готовили, переводя и реферируя «западных авторов», младшие научные и научные сотрудники, включалось в «номерные» сборники ДСП (для служебного пользования), т. е. такие, каждый экземпляр которых нумеровался и под своим номером рассылался по особым (специальным) спискам ответственных работников, допущенных к идеологической информации. Так можно было контролировать утечку сборников (с. 181-182).
Конечно, было наивно думать, что просвещённое начальство имело свободу и в его решении искать выхода таилось что-то бескорыстное. Оно едва ли могло и явно не хотело взять на себя какую бы то ни было ответственность за перемену курса. Только ослабление отчётливой воли власти сразу почувствовали все (с. 182-183).
… мы … радовались, с гордостью показывая в своём круге первого русского Хайдеггера, напечатанного смазано и бледно на старом репринте тиражом 250 экземпляров. Этот философ был, грустно сказать, в 1974 году ещё новинкой. Даже для А. Ф. Лосева «Учение Платона об истине» оказалось в 1967 году новостью. Так велико было отставание в философии..., что на фоне неосведомлённости всякий луч света вызывал эйфорию и всплеск фантазий (с.186).
То, чем мы занимались, было не философией, а только информированием, и академик Ойзерман возмущался на дирекции, что переводческому сектору хотя и можно доверить перевод Вернера Гейзенберга, но ведь нельзя же доверять сам выбор переводимых глав (с. 187-188).
…авторы ИНИОНа (Института научной информации по общественным наукам при Академии наук – С. Г.) в своей преобладающей массе не могли устоять перед соблазном идеологической корректности и информировали власти главным образом о том, что полагали им приятным. Редко кто догадывался о том, что ищущая верхушка власти уже давно приглядывалась к нищим интеллектуалам. Правда, помочь им при своей ограниченной свободе она могла только тем, что мало откликалась на ревнивые инициативы среднего звена. Это среднее звено, злорадно глядевшее как на смертника на младшего научного сотрудника, спрятавшего свою богословскую статью в «Журнале Московской Патриархии» под псевдонимом, недоумевало, почему не срабатывают посланные куда надо сведения (с. 189).
К концу семидесятых годов московский ИНИОН размахнулся до тысячных и двухтысячных репринтных тиражей терпимого полиграфического качества. Некоторые сборники состояли из полнометражных научно-философских статей, например, обзоров французской, американской, немецкой феноменологии, с общим списком литературы в 324 позициях…
В закрытых сборниках интереснее были конечно не авторские статьи наших новых отечественных мыслителей с их чересчур уверенными суждениями, а переводы и рефераты. По замыслу они были дайджестами западной литературы. Многое портила однако та же неподотчётность. Под грифом секретности референт оставался наедине с собой, будучи обязан отчитаться по существу только в количестве оплаченных страниц… Имея рецензентом только сотрудника бухгалтерии, подсчитывавшего количество знаков в опубликованном тексте, средний референт безысходно эквилибрировал на грани вразумительности между банальностью и мерцанием смысла… (с. 190-192).
Всё прояснялось, когда редактор был по-настоящему увлечён темой и подбирал себе таких же энтузиастических референтов и переводчиков. Самой свободной от идеологического надзора в философии была область истории науки… здесь наши исследователи достигали результатов, сопоставимых с западными в той же области. Ощущение реального дела в руках заставляло открытыми и доверчивыми глазами смотреть вокруг, в частности, надеяться на здравый смысл правящей идеологии и на возможность подключить её гигантские ресурсы к работе:
Выказывая отношение к интернализму и экстернализму, нельзя забывать слов В. И. Ленина о том, что марксисты должны суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые достигнуты буржуазными мсследователями.
Добрая душа, напоминавшая об этом власти, не умела по своей простоте догадаться, что чем выполнять то указание Ленина, номенклатуре легче было сбросить самого Ленина и выйти на оперативный простор без всяких общекультурных директив свыше.
Беструдным выходом из идеологического тупика властным стратегам представлялся, как уже говорилось, православный патриотический вариант. Религия по крайней мере с конца 1970 годов оказалась среди заметно финансируемых областей информации.
Если бы составители рефератов уверенно формулировали себе, чего от них практически хочет начальство!
Начальство однако стеснялось сознаться в своих мечтах. Референты соответственно увлекались идейно-теоретическим парениями на христианской почве, обходили трудные вопросы практики, не забывали застраховать себя изобильным попутным пророчеством о закате Европы…
Власть, конечно, получала из всего того мало пользы. Но она постепенно укрепляла сама себя в своих тайных планах простым объёмом заказанной ею литературы. Пусть не давая власти почти ничего практически, реферативная литература позволяла оперировать религией как объектом среди прочих. Здесь самые отвлечённые интересы научных сотрудников и самые практические цели власти сходились. Общее признание кризиса христианства тоже было удобно власти, благословляя её видеть в религии теперь уже просто материал для обработки (с. 192-193).
Беспартийные и непредвзятые попытки следить за движением западной религиозной мысли, когда давали о себе знать, урезались редактированием, получали идеологическую маркировку без совета с наивным референтом. Напрасно он воображал, что в закрытом номерном издании его пропустят как он есть… В целом, правда, редакторская цензура была поверхностной, касалась больше начал и концовок текстов…
Хорошей стороной относительной свободы была возможность думать по ходу письма, развивая смысл источника… Временами засекреченная литература поднималась до настоящего осмысления ситуации. Пусть лишь в малой мере участием в общей работе, но хоть личной школой прояснения нашей ситуации для непосредственных создателей информации номерные издания служили…
Приобретение читателей засекреченных сборников оказалось гораздо более сомнительным. Неизбежная обрывочность сведений, неспокойный тон рефератов, пикантность непривычного взгляда, а главное, утрата почвы делали реферативный калейдоскоп скорее отравой чем питанием. Не на этих ли отчасти дрожжах взошло демократическое мечтательство перестроечных лет. Старое радикальное полузнайство родило новую абстрактную конституцию не хуже сталинской, прекраснодушные проекты и придуманные правила, провоцирующие на несоблюдение своим отвлечённым идеализмом. Пусть меньшее богатство идей, но вовремя пущенных в открытый общественный оборот, стало бы достаточной прививкой от демагогии… Теперь, когда разжижилась прежняя вязкость московской среды, можно уверенно думать и говорить, что воздух в стране был бы хоть и проще, но чище, если бы обществоведения «для служебного пользования» никогда бы не существовало (с. 194-196. Выделено мною – С. Г.).
Последние ИНИОНовские «закрытые» сборники были посвящены богословию… Всего дольше (до 1988 года включительно – С. Г.) засекречивалось православие (с. 207-208).
Материал подготовил Сергей Горюнков
Поделиться в соц.сетях